Фоска для золотой рыбки
Фоска для золотой рыбки
Единственная предсказуемая часть жизни, это смерть.
Впрочем, и это – не более, чем предположение…
Неоригинальная мысль.
* * *
– И не вздумай мне умирать, ты слышишь?
– Хм… Вот еще. Не дождетесь.
– Ну, вот и правильно, юмор – самое лучшее лекарство. И без побочных эффектов.
– И снова ты права. Слушай, почему ты всегда права?
– Потому что я – женщина. И не просто, а твоя любимая женщина. Еще вопросы есть?
– Нет. Вроде нет…
– Тогда, давай-ка, расскажи одну из своих знаменитых историй.
– У меня их больше нет. Закончились.
– Не верю. Не верю, потому что знаю тебя как облупленного.
– И напрасно. В смысле, не веришь напрасно. Все мои истории закончились с твоим появлением. Началась совершенно другая история – наша. Одна-единственная.
– Ну, тогда расскажи нашу. Но только, чтобы интересно, с самого начала, с первого слова…
– Само собой. Тем более, что и слово-то было особенное.
– Какое же?
– Хорошее, ласковое, старинное – барышня…
… – Барышня!
Я недоуменно оглянулась.
На барышню я явно не тянула по возрасту, и хоть и была достаточно хрупкой и вполне несолидной на вид, но чтобы вот так – среди бела дня… Нет, это не ко мне…
Но кроме очень сомнительного вида мужика, никого другого рядом не наблюдалось.
– Барышня…
Именно он и именно – мне, надо же…
– Вы мне?
– Да, простите. Вы не подумайте, что я… Мне просто на метро не хватает. Вы не могли бы? Завтра я вам здесь же верну, на этом же месте. В любое время…
День у меня был тяжелый – машина третий день в ремонте, до дома восемь остановок на метро с пересадкой и автобус. К тому же, вчера я промочила ноги, после обеда стало знобить и, само собой, сразу разболелась голова.
Я, конечно, понимаю – человеколюбие, и помогать надо ближним, я же не зверь какой-то и не вчера родилась, но этому мужику и – сейчас…
Я просто мотнула головой и попыталась его обойти.
– Нет, нет, вы не поняли, я не на бутылку выпрашиваю и не на дозу, и – вообще… Разные бывают обстоятельства, понимаете? Вы просто посмотрите на меня. Мне, на самом деле, просто нужно обязательно попасть домой.
Я старалась не дышать – боялась вдохнуть чужую беду.
Окинула его взглядом.
Ужас, конечно, но… Щетина на щеках, а голова брита наголо, да и обувь – алкоголики и бомжи такую не носят – из мягкой кожи, чистая, не заношенная… Правда, шарф закрывает всю нижнюю часть лица, может, зубов не хватает? Зато – шапки нет. Мальчишки мои в детстве – сколько ни пыталась бороться с ними, сколько ни ворчала – тоже никак не хотели зимой шапки надевать…
Он молча ждал, когда я закончу его разглядывать. И вдруг, глядя мне в глаза, чему-то улыбнулся.
– Ужасно смешно, – сказала я, доставая из кошелька деньги и протягивая ему. – Держите.
– Скажите, когда вы завтра здесь будете, я верну вам деньги, не беспокойтесь. А если хотите, скажите куда – я привезу…
Пожав плечами и ничего не ответив, я пошла к метро. Не оглядываясь.
…Голова совершенно распухла и пульсировала, боль отдавалась в висках, видимо, поднималась температура. Когда поезд тронулся, до меня вдруг дошло, что он сидит рядом со мной. Странно, но от него совсем недурно пахло. Немного сигаретами и даже отголосками парфюма.
– Вам куда? – спросил он и снова улыбнулся.
– Домой… – вздохнула я.
– А мне до конечной, а там еще пешком…
– Что вы говорите? – я уже почти завелась. – Ну, вот и давайте – вперед.
Тоже, поболтать ему захотелось… Сидишь себе и сиди. И не лезь со своими… И так тут…
– Простите, я вовсе не хотел оказаться навязчивым.
– Вы еще и мысли читаете? – лениво удивилась я .
В голове все сильней стучал маленький отбойный молоток, и как раз – в левый висок. С той стороны, где сидел он.
Вам знакомы привычные запахи метро – пластика, пыли, пота? От всего этого меня совершенно развезло. Знобить стало еще сильнее, и начало драть горло.
Ну, вот и ангина…– подумала я и закрыла глаза. А когда открыла, вагон был уже полупустой, а моя голова – у него на плече. Шевелиться совершенно не хотелось.
– Мне на следующей, – пробормотала я.
– Хорошо…
И он привел меня домой. Вернее, притащил – идти нормально я была не в состоянии.
Чуть ли не на себе.
Очнулась я через пару часов в кровати. Без пальто и без сапог, зато горло обмотано шарфом, на ногах – шерстяные носки.
– Слава богу, хоть не догола… – подумала я и снова провалилась в сон.
Второй раз я разлепила глаза от того, что кто-то тряс меня за плечо.
– Что? Ну – что?
– Просыпайтесь, я вам аспирин принес.
На его ладони лежала облатка с таблетками, в другой руке – стакан с водой.
– Вот, возьмите…
Я проглотила таблетку и уставилась на незнакомца.
– Вы кто?
– Я? Я – свой… Вы поспите, поспите, а я пока домой съезжу, ладно? Ненадолго.
– Ненадолго… – повторила я, сама не зная, почему.
– Я быстро, – улыбнулся он и исчез.
Я закрыла глаза и услышала, как хлопнула входная дверь.
– А ты, действительно, помнишь все это так подробно? До деталей?
– Еще как. И краски, и даже – запахи.
– Ну, а запахи-то? От меня, что…
– Конечно, от тебя, от кого же еще? Когда я с тебя пальто снимал, ты чуть не упала – ноги не держали. Пришлось тебя к себе прижать. Крепко. Ты такая слабая была, и на ощупь – горела вся, а пахла просто чудесно, лесной какой-то, запах с горчинкой, будто – хвоей.
– Сумасшедший. Маньяк просто. Господи, как же я тебя не боялась, а?
– Да разве можно меня – бояться?
– Можно, даже очень. Это я тогда не в себе была, а то бы…
– Что – а то бы? Что?
– А то, что страшно мне стало гораздо позже, когда уже ничего нельзя было изменить.
– Ну хоть сейчас-то можешь сказать – чего боялась?
– Чего, чего… Чего мы все только и боимся, хоть и мечтаем об этом тоже – все? Влюбиться. А потом – потерять. Разве непонятно?
– Опять ты об этом… Я же тебе сказал – не дождетесь. Неужели неясно?
– Теперь – ясно. Теперь мы вместе и навсегда. А вот – тогда…
– Тогда было – тогда. И закончилось.
– Знаешь что? Устал ты, по-моему. Поспи, а? А я посижу. Спи, ну…
Он откидывается на подушки и закрывает глаза. Дыхание делается ровнее, успокаивается. Его ладонь в моей расслабляется, и только кончики пальцев подрагивают, словно говоря – живу, живу, живу…
Как странно люди это придумали – про смерть. Будто пустота и нет ничего.
А вот – ничто не появляется ниоткуда и не исчезает в никуда – с этим как? Кажется, это называется закон сохранения энергии. Просто – мы забываем… И потом, как же это ужасно трудно – встретиться.
А уж рассчитывать на встречу дважды, в будущей жизни – тоже…
…Оказалось, он не алкоголик, не бомж, не попрошайка, не…
Игрок. Карточный игрок.
А еще, оказалось, что я смертельно в него влюбилась.
На много жизней вперед…
Представьте себе, жить, жить и вдруг узнать, что она – любовь – есть. Я ведь не про привязанность, не про родство душ, не про долг и не про естество. Все это в моей жизни было, было…
Я – про другое. Про стихийное бедствие. Про землетрясение. Про то, от чего невозможно убежать и с чем невозможно бороться. Про обстоятельства – непреодолимой силы.
Черт бы побрал ту мою ангину.
Благослови ее, Господи…
* * *
Он играл давно. Играл все время, всю свою жизнь. Иногда – нередко – выигрывал, и немало. Чаще – проигрывал. Не потому, что играл недостаточно хорошо, насколько я могла судить по отдельным деталям, которые время от времени прорывались наружу, а потому, что не мог, просто не мог остановиться вовремя. Это было как болезнь, с которой бесполезно бороться. Он и не пытался.
Бывшая жена сначала пробовала было, потом махнула на него рукой. Сын – вырос. Жизнь перевалила за половину, и однажды он понял, что поздно. Искать в жизни смысл и вообще что-то менять. И – успокоился. Ни тебе мук совести, ни чувства разочарования от прожитой впустую жизни, ни вины перед семьей… Он не опустился, умудрялся держаться на плаву, даже сыну помогал. В конце концов, заработать на полквартиры за неделю… Потому, собственно, жена и терпела до последнего – понимала, что вреда особого нет, а пользу, при случае… Когда уж совсем проигрывался, до нитки, брал в долг, и ему – давали, потому что возвращал всегда даже с процентами. Как раз в один из таких дней, когда – до нитки, и даже на метро не хватало – мы и встретились…
Конечно же, вы думаете, а зачем мне все было нужно – все эти заботы на мою бедную голову? Немолод, за душой – ничего, кроме бывшей, какой-никакой семьи и дурных привычек, перспектив – одни неприятности. Так вот, мне это было не нужно, совсем. Я просто не могла сопротивляться, потому что на то они и обстоятельства непреодолимой силы, что преодолеть – невозможно.
Пустое занятие.
…– Ты знаешь, я понял, почему бросил играть. Сначала не понимал, а вот совсем недавно – дошло.
– И что же дошло? Узнать можно?
– Можно, можно. Тебе все можно…
– Ну?
– А просто – неинтересно стало…
– Всего-то? Тоже мне – причина. Я думала – из-за роковой любви ко мне…
– А у меня к тебе не любовь.
– Да? А тогда что же?
– Зависимость. У меня от тебя зависимость, понимаешь? Я впал в зависимость от тебя, как раньше был зависим от карт, от игры… А две зависимости одновременно – это же невозможно. Одна другую все равно вытеснит. Из тела, из души. Я, может, потому и играл, что раньше тебя не нашел. Не встретил…
Это ведь не шутка, а – диагноз. Окончательный.
Неизлечимо…
– Риша, Риша, проснитесь…
Я с трудом разлепила глаза.
Он поднес к моему лицу бумажный сверток, который держал в руках, и сказал:
– Понюхайте, как пахнет.
Это был запах свежего, теплого, хрустящего хлеба.
– И еще – вот… – он кивнул головой в сторону стола, уставленного вкусностями.
– Я тут принес кое-что. Как вы насчет поесть?
– Я – положительно, только… Вы деньги из воздуха достаете? Рисуете? Или просить на метро у проходящих мимо женщин – такое доходное занятие?
– Из воздуха. Ну, почти из воздуха. Если захотите, я расскажу, потом. А пока давайте-ка за стол, не зря же я старался. Не зря?
– Да уж. Я голодная, как… И как вас зовут, наконец? Я, знаете ли, не привыкла сидеть за столом с незнакомыми безымянными мужчинами. Тем более, в собственном доме…
– Иван. Меня зовут Иван. Иногда – Вано, а вы зовите меня Ваня, ладно? Разумеется, когда мы познакомимся поближе. Но если хотите прямо сейчас – я тоже не возражаю…
– Познакомимся поближе? Скажите, у вас нахальство врожденное или этому где-нибудь учат?
– Ни то, ни другое. Это вы на меня так действуете…
– Н-да… – сказала я, садясь и опуская ноги на пол. Мир вокруг слегка покружился и занял привычное положение. – Такому, действительно, не научишь. У вас – талант… Иван… А Вано – это что? Вы, вроде, на грузина не похожи…
– Крови во мне всякой намешано, но грузинской, насколько мне известно… Это прозвище такое – Вано. Как у Штирлица – Юстас.
– А-а-а-а… Ну, раз вы – Штирлиц, понятно, откуда деньги. И спрашивать, откуда вам имя мое известно, тоже уже бессмысленно.
– А у вас тут фотографии развешаны, а на них надписи – кому…
– Слушайте, вы и в самом деле Штирлиц. Это надо же, как мне повезло…
– Так я же говорю… Давайте, я лучше помогу вам встать, – он протянул мне руку.
Солнце светило – вовсю…
… – А почему ты тогда у метро обратился именно ко мне? Там же народу… Случайно или как? Почему я тебя никогда об этом не спрашивала? И какая я была?
– А ты была моя. Просто. Словно потерялась и вдруг нашлась… Я тебя знал, понимаешь? И сразу понял, что второй раз не потеряю, или – не позволю потеряться. Не выпущу из рук – хоть режь. Ты просто взяла и оказалась у меня внутри…
– Ага… У меня было такое чувство, как будто я – твой ребенок… Словно, на коленях у отца – беззаботность и чувство защищенности. С самого начала – когда ты меня французским батоном разбудил… А дальше я тебя уже – ждала. Все время. Всегда.
– И правильно. Есть старые-старые стихи – Симонова – помнишь?
Жди меня и я вернусь,
Только очень жди…
Он всё сказал – этот парень. Жди меня, Риша.
Жди меня – всегда…
Продолжение следует…